Поверить в любовь - Страница 30

— Я тебя ненавижу! — зло бросила она, словно пытаясь убедить в этом саму себя.

— Неправда, — невозмутимо парировал Феликс.

На секунду Еве показалось, что он сейчас развернется и спокойно выйдет. Но вдруг в его лице что-то неуловимо изменилось, глаза потеплели, в них зажегся огонь — жаркое пламя страсти. С лица Феликса сошла маска безразличия.

В мгновение ока Ева оказалась в его объятиях. Слабая попытка борьбы, сопротивления, и… она бессильно прижалась к широкой груди Феликса.

— Я не хочу, чтобы мы ссорились, — прошептал он. — Я не хочу, чтобы ты ненавидела меня…

— Я ненавижу себя… — чуть слышно призналась Ева. — И, кажется, ненавидела всю жизнь…

— Не говори так, — тихо сказал Феликс и нежно погладил Еву по голове. Она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его рук. — Ева, что ты делаешь со мной!

— Я… я не хотела вести себя так, — пробормотала она.

— Знаю, — мягко произнес Феликс. — У тебя действительно выдался трудный день.

— У меня было несколько трудных лет! — поправила Ева и, поколебавшись, добавила: — А день был просто ужасный.

— Зря ты не послушалась моего совета…

— Пожалуйста, не надо меня снова поучать, — умоляюще прошептала она.

— Все, все… Больше не буду. — Феликс провел пальцем по ее щеке. — Ты такая… — он замолчал, подыскивая нужное слово, — такая маленькая, славная девочка…

— Я не девочка, — возразила Ева. — Я взрослая женщина.

— Думаешь, я не знаю? — Феликс улыбнулся. — Просто Джеймс поручил тебя мне, и я все это время старался…

— Совершенно напрасно, — мягко перебила Ева. — У меня есть свои голова на плечах.

— И что же говорит тебе сейчас твоя голова? — Пальцы Феликса скользнули по телу Евы, наслаждаясь его женственными изгибами. — Что ты чувствуешь?

Губы Феликса прильнули к ее шее, рука коснулась груди… Ева отбросила прочь страхи и сомнения. Все потеряло смысл, все забылось — и этот ужасный день, и постоянная борьба с Феликсом, и их ссоры…

Феликс чуть прикусил мочку маленького уха Евы, и она закрыла глаза, дрожа от властно заполнивших ее ощущений. Горло сдавило, в груди с каждой минутой все сильнее разгоралось пламя. Когда его язык пробрался в раковину уха, Ева издала непонятный звук и ухватилась за плечи Феликса, пытаясь сохранить равновесие в бешено завращавшемся вокруг нее мире. Она ощутила дрожь, пронзавшую Феликса, жар и напряженность тела, прижимавшегося к ней.

Внезапно Еве показалось, что она куда-то летит: Феликс легко подхватил ее на руки, и вскоре она уже лежала на удивительно прохладных простынях.

— Если мы сделаем это… — словно сквозь пелену, услышала Ева голос Феликса. — Я не хочу, чтобы ты потом жалела…

— Я не буду жалеть!

Ева с трудом узнала свой собственный голос. Она прильнула к Феликсу, без слов давая понять, как он нужен ей, как она хочет его…

Окружающие звуки казались совершенно неважными. Ни Феликс, ни Ева не обратили никакого внимания на шум гравия, шаги, и даже на звонок велосипеда, раздавшийся снаружи.

Феликс приник к губам Евы, и она почувствовала, что огонь, горящий в груди, разливается по всему ее телу. Он начал целовать ее медленно, наслаждаясь каждым оттенком ласки, каждым мгновением растущей близости. Ева страстно отвечала ему, и вскоре поцелуев стало недостаточно. Она нащупала пуговицы его рубашки — ей хотелось почувствовать тепло его обнаженного тела!

Феликс приподнялся и мягко отстранил ее руки. Без малейшего колебания он рванул рубашку; затрещала рвущаяся ткань, несколько пуговиц отлетело. Одним движением он отбросил в сторону полотенце, которое и так уже почти ничего не прикрывало, и, пожирая глазами обнаженное тело Евы, восхищенно произнес:

— Как ты красива!..

Губы Феликса осторожно коснулись ее груди, и Еву охватили какие-то совершенно незнакомые, непередаваемые ощущения. Она почувствовала, как он осторожно обводит сосок языком, и, застонав, вцепилась в его густые черные волосы.

…Все вокруг исчезло, растворилось. Осталась лишь его близость, жар губ, прильнувших к ее груди. Феликс нежно покусывал сосок, заставляя Еву испытывать восхитительные муки. Его рука отыскала вторую грудь и начала ласкать, медленно, скользя по соску, пока тот не затвердел. И только потом Феликс начал перекатывать розовый шарик между пальцами, наслаждаясь судорогами, пробегавшими по телу Евы.

— Я так хочу тебя!.. — выдохнул он.

— И я хочу тебя, — словно эхо, отозвалась Ева.

Внезапно лицо Феликса исказилось страданием.

— Что случилось? — встревоженно прошептала Ева. — Феликс, если ты думаешь, что я сомневаюсь…

— Нет, дело не в этом.

Он замолчал, и до слуха Евы наконец донеслись стук в дверь и женский голос, зовущий Феликса.

Пробормотав сдавленное ругательство, Феликс поднялся.

— Наверное, Анна пришла. Ничего страшного. Укройся пока чем-нибудь, через минуту я вернусь, — успокоил он Еву.

Он уже хотел уйти, как вдруг Ева, протянув руку, ухватилась за него, как утопающий — за соломинку.

— Феликс… — В ее глазах была мольба.

Он остановился и посмотрел на нее долгим взглядом, в котором, как разочарованно отметила про себя Ева, уже погас огонь желания.

— Я сейчас вернусь, — повторил он. — Подожди меня.

…Ева, завернувшись в простыню, лежала на кровати. Когда он придет, уже не будет так, как раньше, с грустью констатировала она. Анна все испортила!.. Но неужели он обязательно должен был уйти?!

Пока Ева находилась в объятиях Феликса, все было хорошо! Но теперь, когда он больше не целовал и не ласкал ее, она ощущала себя брошенной, ужасно одинокой, а главное… стала сомневаться в чувствах Феликса! Он хотел ее — этого нельзя было отрицать. Такое желание невозможно разыграть. Но… может быть, он отреагировал бы так же на любую другую женщину, застав ее полуобнаженной?